— Дорогой, — ласково сказала родительница, — разве ты не заметил…
— КОНЕЧНО, Я… О чем ты говоришь?
— Ты видел, что делал сын? Он таскал камень. Я думаю, он пока еще не понимает, почему, но…
— Камень? Гм, да, камень… Дорогая моя, ты догадываешься, что это означает?
Родитель снова занялся умственным развитием родительницы. Это была долгая работа, которой не предвиделось конца — особенно потому, что он и подруга его жизни до конца своих дней должны были оставаться на одном и том же со вкусом убранном камне (родитель самолично украсил этот камень цветной галькой, ракушками, морскими ежами и обломками кораллов в стиле рококо, который был в моде в те дни, когда родитель — еще свободноплавающая личинка — ухаживал за своей невестой).
— Разум, дорогая, — объявил родитель, — совершенно несовместим с подвижностью. Вот подумай сама: как могли бы идеи почковаться в мозгу, который таскают туда и сюда, бомбардируя его постоянно сменяющимися впечатлениями? Взгляни на низших животных, которые всю жизнь плавают и не способны ни прикрепляться к корням, ни думать. Истинный разум, дорогая, в отличие от инстинкта подразумевает постоянную точку зрения.
Он сделал паузу, а родительница пробормотала: «Да, дорогой», как делала всегда, услышав эту фразу.
Мимо, колыхаясь, проплыл отпрыск по направлению к бездне Теперь он двигался неуклюже — ему становилось все труднее удерживать свое толстеющее тело в горизонтальном положении.
— Вот, посмотри на нашу собственную молодь, — продолжал родитель. — Пустоголовые личинки, которые шляются по отмели в поисках новых стимулов. Но, к счастью, в конце концов они достигают зрелости и становятся разумными сидячими взрослыми особями. И пока несложившийся интеллект восстает против неизбежного окончания беззаботной стадии личинки, инстинкт, эта природная мудрость, заставляет их готовиться к великой перемене.
Он самодовольно кивнул, когда из сумрака глубоководья появился отпрыск. Щупальца отпрыска сжимали осколок базальта, который он, вероятно, подобрал на усеянном камнями склоне. Отпрыск медленно плыл по краю рифа, а взрослые актинии под ним задирали головы и раздраженно шипели. Теперь отпрыск плыл не так неуклюже, и если бы родитель не столь свято веровал в инстинкт, он, возможно, вспомнил бы грубо материалистическую теорию, которую выдвинул некий ниспровергатель основ, утверждавший, что склонность хватать тяжелые предметы у личинок объясняется лишь потребностью уравновесить тяжелеющую заднюю часть тела.
— Взгляни, — с торжеством объявил родитель, — он вряд ли еще понимает, почему он это делает, но инстинкт толкает его собирать материал для своего будущего дома.
Отпрыск бросил осколок базальта и начал беспокойно хвататься за отростки кораллов.
— Дорогой, — сказала родительница, — не думаешь ли ты, что тебе следовало бы объяснить ему…
— Кха — кха! — сказал родитель. — Мудрость инстинкта…
— Как ты сам говоришь, личинка нуждается в родительском руководстве, — заметила родительница.
— Кха — кха, — повторил родитель, выпрямил свой стебель и властно приказал: — СЫН, плыви сюда!
Блудный отпрыск с опаской приблизился.
— Что, папа?
— Сын, — торжественно провозгласил его родитель, — теперь, когда ты становишься взрослым, тебе следует узнать некоторые факты.
Родительница залилась нежно — зеленым румянцем и отвернулась.
— Вскоре, — продолжал родитель, — ты почувствуешь непреодолимое стремление… опуститься на дно, прикрепиться в каком — нибудь уютном местечке, которое станет твоим домом до конца жизни. Может быть, ты уже нашел общий язык с какой — нибудь… э… очаровательной юной личинкой противоположного пола, которую пригласишь разделить с тобой твой дом. Если же нет, тебе следует сделать свое место прикрепления как можно более привлекательным, дабы такая личинка решила украсить его своим…
— Ага, — догадался отпрыск. — То — то ребята говорят, что их ничем так не прошибешь, как первоклассным камнем.
Родитель собрался с мыслями.
— Ну… оставляя в стороне такие чисто материальные соображения, как выбор подходящего камня, остаются… некоторые э… моменты, которые при обычных обстоятельствах не принято обсуждать вслух.
— Все это ерунда, — упрямо сказал отпрыск. — Я вовсе не хочу прикрепляться, я хочу и дальше двигаться свободно. И в океане есть еще столько всякой всячины, которую я пока не видел. Я не хочу врастать в камень!
Родительница побелела от ужаса. Родитель бросил па своего отпрыска уничтожающий, полный возмущения взгляд.
— Ты скоро узнаешь, что с биологией не спорят, — хрипло сказал он, с похвальной осторожностью понизив голос. — Сын, я тебя больше не задерживаю.
Отпрыск заколыхался прочь, а родитель внушительно предостерег родительницу: «Мы должны быть терпеливы, дорогая. Все дети проходят через личиночную стадию…»
— Да, милый, — вздохнула родительница.
В конце концов отпрыск, казалось, смирился с неизбежностью и начал готовиться к неумолимой перемене.
Как ни мешала ему тяжелеющая задняя часть тела, он, не жалея усилий, принялся таскать камни, водоросли и раковины к облюбованному месту на склоне, где, по — видимому, намеревался воздвигнуть внушительное жилище. По мнению родителей, обиталище их сына могло даже стать украшением всей колонии (так думала родительница) и соблазнить очаровательную подругу (к такому выводу пришел отец).
Отпрыск по временам все еще плавал возле рифа в обществе своих друзей, других личинок, хотя его родители никогда не одобряли подобной дружбы, опасаясь, что среди этих личинок попадаются особи сомнительного происхождения. Они даже подозревали, что некоторые из друзей их сына, занесенные на риф отливом с дальней отмели, пользовавшейся самой скверной репутацией, вообще появились на свет почкованием — способом, в порядочном обществе не принятым.
Однако внешность отпрыска и медлительность, с которой он теперь плавал, показывали, что с юношеским легкомыслием скоро будет покончено. Как указывал родитель, с биологией не поспоришь, и по мере того как нижняя часть твоего тела приобретает грушевидную форму, романтические иллюзии молодости рассеиваются без следа.
— Я всегда знал, что основа у малыша здоровая, — великодушно объявил родитель.
— Во всяком случае, он уже недолго будет плавать с этим отребьем, — радостно вздохнула родительница.
— Но с какой стати этот молокосос возится с мыльным камнем? — проворчал родитель, критически вглядываясь в зеленую мглу, где трудился отпрыск. — Неужели он не знает, что мыльный камень и двух лет на месте не продержится?
— Погляди, дорогой, — расстроенно прошипела родительница, — по — моему, это та самая личинка, которая однажды мне нагрубила… Мне не нравится, как она вертится вокруг сына. Наш северо — западный сосед совершенно точно знает, что она — отпочкованная!
— Пустяки, — поспешил успокоить супругу родитель. — Как только сын обоснуется по — настоящему, у него хватит достоинства не подпускать к себе всякую шваль. Это вопрос психологии, дорогая: вертикальная поза производит переворот в образе мыслей.
Великий день настал.
Отпрыск старательно завершил свое сооружение, которое, насколько можно было судить на расстоянии, имело достаточно приличный вид, хотя и казалось более низким и плоским, чем было принято, а такая оригинальность почти граничила с дурным тоном.
Последний раз оглядев сооружение, отпрыск поставил свое тело вертикально и устало опустился нижним концом на место, которое приготовил для прикрепления. Минуту спустя он попробовал грести щупальцами, но уже не смог подняться — он окончательно и бесповоротно прикрепился.
Личинки помоложе следили за ним из трещины в рифе с благоговейным ужасом.
— Поздравляем! — кричали соседи.
Родитель и родительница благодарно раскланялись, и родительница снисходительно помахала щупальцем трем девственным тетушкам.
— Ну, что я говорил! — торжествующе воскликнул родитель.
— Да, дорогой, — кротко согласилась родительница. Внезапно обитатели нижних уступов испустили тревожный вопль. Волна растерянности и недоумения прокатилась по всей колонии. Оглянувшись, родитель и родительница окаменели.