Отпрыск снова начал грести, но на этот раз совершенно непринятым способом — он закручивался и нагибался, что выглядело очень неуклюже. Однако, судя по уверенности его движений, он проделывал это не в первый раз. Поскольку он сохранял вертикальную позу, создавалось впечатление, будто он старается плыть вбок.
— Он помешался! — взвизгнула родительница, цепляясь за наиболее удобную соломинку.
— Боюсь, — буркнул отец, — боюсь, что нет.
Во всяком случае, они видели, что в действиях отпрыска была система. Он продолжал грести все тем же нелепым способом, причем и он, и построенная им платформа как будто отодвинулись и продолжали удаляться!
Отдельные части места прикрепления, которое не было настоящим местом прикрепления, вращались самым непонятным образом для тех, кто никогда ничего подобного не видел. И все сооружение ползло по дну, подскакивая на песчаных неровностях и оглушительно скрипя. Но тем не менее оно двигалось!
Личинки покинули трещины и теперь кружили около отпрыска, разглядывая его движущееся приспособление и засыпая его вопросами. А их родители возмущенно кричали, требуя, чтобы они не смели иметь с ним ничего общего.
Три девственные тетушки, тихо взвизгнув, попадали в обморок в щупальца друг к другу. Такого потрясения колония не помнила с последнего цунами.
— ВЕРНИСЬ! — гремел родитель. — Так не делают!
— Вернись! — визжала родительница. — Так не делают!
— Вернись! — верещали соседи. — Так не делают!
Но отпрыск был глух к доводам рассудка. Отпрыск обзавелся колесами.
Джек Водхемс. Не тот кролик
Париж.
Принимающая расслабилась в колыбели, отсоединив свое сознание от памяти и от посторонних мыслей. Она устремила пристальный взгляд в пустую приемную камеру, воспринимая ее во всех мельчайших подробностях, не допуская в свое сознание ничего, кроме непосредственных впечатлений. Она перестала думать и о прошлом, и о будущем — ощущала только настоящее, данную секунду, свое существование именно тут, в этом месте, именно сейчас, в этот миг.
И как раз вовремя. Отправляющая Внешней станции СВ БВИСИ была уже готова.
Принимающая плавно включила усилитель — слабая эмиссия ее мозга была уловлена, удвоена, усилена в десять… в сто… в тысячу раз.
Напряженные поиски вовне, соприкосновение, нащупывание и обретение два сознания соприкоснулись и слились, воспринимая одно и то же. Такие же стены, такая же температура воздуха, такая же колыбель и ярко горящая единица на фоне мрака. Только в камере отправляющей стоял молодой человек. Принимающая увидела его, перестала видеть, снова увидела, попыталась замкнуться на нем, воспринять мельчайшие подробности, удержать их, воссоздать его таким, какой он есть. И принимающая уже восприняла его, и отправляющая начала отключаться, как вдруг зеленая единица замерцала, обратилась в зеленую паутинку. Глаза принимающей расширились и на краткое мгновение увидели что — то странное. Она увидела…
Принимающая испустила душераздирающий вопль:
— А — а — а — а — а — а!
ТИГииИииг
Трансептор пораженно тырился в обменную камеру. Он всклочился в своей уютнице. То, что он увидел, просквозило его до самых скуджей. И к тому же это неведомое нечто испускало звуки! Невероятно, немыслимо!
Сначала едва заметно, затем с нарастающей энергией трансептор принялся дрожиться и скроклить, требуя извлечения.
Париж
В приемную камеру вбежали наиболее смелые из ассистентов, схватили полубесчувственную принимающую, вытащили ее из колыбели и, не разбирая дороги, так как почти все время испуганно оглядывались через плечо, вынесли ее наружу, после чего стремительно захлопнули и заперли дверь.
Эта спасательная операция потребовала поистине беззаветного мужества.
ТИГииИииг
Завороженные ужасом, они не могли оторваться от видеощели.
— Что это может быть такое? — с почтительным страхом спросил Ракт.
— Не знаю, — ошеломленно ответил Вок. — На моем веку мне довелось повидать немало жутких феноменов, но… это уж нечто совсем непостижимое! А ведь оно… оно… живое!
— Гу — аакх, гу — аакх! — еле слышно прошелестел Ракт. — Оно… оно настолько безобразно, что я испытываю дурноту.
Вока тоже подташнивало.
— А оно… оно не может выбраться наружу, не правда ли? Мы же задраили камеру. Если оно вдруг вырвется…
— Не надо! — взмолился Ракт. — О такой возможности даже подумать жутко!
Вок взвился в буквальном смысле слова:
— Только бы охранители поскорее прибыли. Что могло их так задержать? Когда они нужны, их вечно нет на месте!
Париж
На другом конце Галактики в Главном управлении европейского отделения Интерсола (Интерсол Пситор — «Безопасный, верный, сверхскоростной и единственный способ использования Пси») люди примерно так же реагировали на то, что находились в камере. И они тоже были более чем озабочены случившимся.
Лайонел Тэнвик, недавно назначенный директор отдела перебросок Интерсола (европейское отделение), с некоторым трепетом смотрел на солдат в стальных касках, которые против двери приемной камеры «Г» устанавливали полевой бластер. Чуть поодаль стояли вооруженные до зубов полицейские.
Бойлен Гульц, брезгливо сморщившись, отвернулся от смотровой щели.
— Б — р — р! — он вытер руки о плащ. — Какая гнусная тварь! Откуда она взялась, как по — вашему?
— Не имею ни малейшего представления! — раздраженно ответил Тэнвик. (Ну, как он мог это знать?!) — Просто появилась, и все тут.
— Ах, так! Но ведь вы ожидали обычного пассажира? Просто человека, ведь так?
— Да.
— И он не прибыл?
— Нет.
Какие бессмысленные вопросы задают эти сыщики!
— А пункт отправления этот пассажир покинул?
— По — видимому, там тоже произошли какие — то неполадки, — сказал Тэнвик. — Но по сведениям нашего центра связи этот пассажир отбыл из пункта отправления.
— А не мог ли он прибыть куда — нибудь еще? На какую — нибудь другую станцию?
— Мы учли такую возможность, но пока ни одна из наших станций ни о каком непредусмотренном прибытии еще не сообщала. — Тэнвик покачал головой. — Нет, он исчез.
— Гм — м, — протянул Бойлен и снова поглядел на тварь. — А как принимающая? Все еще бредит?
— Ей дали снотворное, — ответил Тэнвик. — Как вам известно, все они отличаются крайне высокой чувствительностью и восприимчивостью, и нервный шок, конечно, был очень силен. Я думаю, мадемуазель Буанетт еще не скоро придет в себя настолько, чтобы связно рассказать нам, что именно произошло…
ТИГииИииг
Вок Рукукукек был чрезвычайно взволнован.
— Он повторяет только одно слово: «Нет!» И его дергает! — Ууусликетский координатор Содружества Космоотправлений («СКО — служба пси — мгновенных путешествий») раздраженно защелкал. — Трансепторы ведь чувствительны до отвращения!
Ракт Кокикуткик, старший расследователь отклонений от законов и правил, спросил:
— И вы не можете добиться от него никакого вразумительного объяснения?
— Он увидел, не поверил, а оно стало реальным и прибыло. Это мы узнали из его фиксатора. Тот факт, что ему удалось материализовать свое жуткое бредовое видение, его потряс. Разумеется, это естественно, — проворчал Вок, который за истекшие несколько часов уже настолько пришел в себя, что был способен рассуждать здраво.
— Не может ли это… существо быть плодом воображения трансептора? Скажем, подсознание вдруг спроецировало вовне дьявольский образ, таившийся в каких — то темных его глубинах?
Вок слегка отодвинулся от ближайшего сопла нацеленного, но еще не активизированного кольца и поглядел в видеощель.
— Нет, — сказал он. — Что бы это ни было, оно живое. Из чего следует, что оно должно обладать обменом веществ и внутренними системами, обслуживающими различные части его организма. А столь сложный и притом действующий аппарат никто не способен вообразить!
— Но если это только кажущийся феномен, продукт воображения…
— Нет, это не привидение, — перебил Вок. — Оно не менее реально, чем вы или я. — Он немножко потрещал. — Нет, по — видимому, нам следует признать, что произошла замена. А это означает…