До чего шумно дышит доктор Элвин! Совершенно невозможно расслышать, что происходит снаружи. А может быть, недремлющее подсознание и во сне предупредило его об опасности? Черт побери, опять ты фантазируешь…

Снаружи стукнули камешки.

Пожалуй, ближе, чем в тот раз, и во всяком случае в другой стороне.

Можно подумать, что кто — то, наделенный способностью двигаться почти бесшумно, медленно обходит их палатку.

В эту минуту Джордж Харпер с ужасом вспомнил все, что ему приходилось слышать о «снежном человеке». Правда, слышал он о нем очень мало, но и этого было более чем достаточно.

Он вспомнил, что легенды о йети, как называли непальцы это неведомое существо, упорно бытуют среди обитателей Гималаев. Правда, ни одно из этих волосатых чудовищ не было ни разу поймано, сфотографировано или хотя бы точно описано надежным очевидцем. Почти весь мир был убежден, что йети лишь миф, и столь скудные доказательства, как следы на снегу или лоскутки кожи, хранящиеся в дальних монастырях, не могли поколебать этого убеждения.

Но гималайские горцы оставались при своем мнении. И Джордж Харпер начал опасаться, что правы были горцы, а не весь остальной мир.

Затем, когда протекло несколько долгих секунд, а все оставалось спокойно, его страх начал понемногу проходить. Наверное, у него от бессонницы возникают слуховые галлюцинации. И он заставил себя вновь вернуться к планам спасения. И уже успел снова углубиться в эти мысли, как вдруг о палатку ударилось какое — то тяжелое тело.

Харпер не завопил во всю мочь только потому, что у него от ужаса перехватило дыхание. Он был не в силах пошевельнуться. Затем он услышал, как в темноте рядом с ним сонно заворочался доктор Элвин.

— Что такое? — пробормотал ученый. — Вам нехорошо?

Харпер почувствовал, что Элвин перевернулся на другой бок, и понял, что тот нащупывает фонарь. Он хотел прошептать: «Ради бога, не двигайтесь!», но не мог выдавить из своего пересохшего горла ни звука.

Раздался щелчок, и на одну из стенок палатки лег яркий кружок света от фонаря.

Эта стенка прогибалась внутрь, словно на нее давила какая — то тяжесть.

В центре выпуклости было нетрудно угадать очертания не то руки со скрюченными пальцами, не то когтистой лапы. Она находилась всего в двух футах над землей, словно неведомый пришелец теребил ткань палатки, стоя на коленях.

Свет, по — видимому, его испугал, потому что когтистая лапа мгновенно исчезла, и стенка вновь натянулась. Раздалось глухое сердитее ворчание, и на долгое время наступила полная тишина.

Харпер с трудом перевел дух. Он ожидал, что в стенке вот — вот появится зияющая прореха, и на них из темноты ринется нечто невыразимо ужасное. И он чуть истерически не вскрикнул, когда вместо треска рвущейся ткани откуда — то сверху донесся еле слышный посвист поднявшегося на мгновение ветра.

Затем последовал знакомый — почти домашний звук. Это зазвенела пустая консервная банка, ударившись о камень, и почему — то напряженность немного спала. Харпер наконец смог заговорить, а вернее, сипло прошептать:

— Он отыскал наши консервы. Может, теперь он уйдет.

Словно в ответ, послышалось рычание, в котором чувствовались разочарование и злость, затем раздался удар и грохот катящихся банок.

Харпер вдруг вспомнил, что все их продовольствие было в палатке, а снаружи валялись пустые жестянки. Это его не обрадовало. Он от всего сердца пожалел, что они не взяли примера с суеверных горцев и ни оставили снаружи подношения богам или демонам, бродящим по этим вершинам.

И тут произошло нечто настолько внезапное и неожиданное, что он сообразил, в чем было дело, только когда все кончилось. Раздался скрежет, словно по камням протащили что — то металлическое, потом — знакомое жужжание и удивленное фырканье.

И затем — душераздирающий вопль ярости и ужаса, который начал стремительно удаляться — все выше и выше в небо..

Этот замирающий звук вызвал в памяти Харпера давно забытую картину.

Однажды ему довелось посмотреть старинный (начала двадцатого века) фильм, посвященный истории воздухоплавания. В этом фильме было несколько страшных кадров, рассказывавших о первом полете дирижабля. Выводившие его из ангара рабочие отпустили канаты не все вместе, и тех, кто замешкался, дирижабль мгновенно увлек за собой в вышину. Несколько минут они беспомощно болтались под ним, цепляясь за канаты, а затем уставшие пальцы разжались и они один за другим попадали на землю.

Харпер ждал далекого глухого удара о камни, но удар так и не раздался. Тут он услышал, что доктор Элвин повторяет снова и снова:

— Я связал левитаторы вместе. Я связал левитаторы вместе.

Харпер был настолько ошеломлен, что это его даже не встревожило. Он испытывал только досаду.

Ведь теперь он так никогда и не узнает, кто рыскал вокруг их палатки в смутном мраке гималайской ночи.

* * *

День начинал клониться к вечеру, когда в ущелье спустился горный спасательный вертолет, который вел скептик — сикх, подозревавший, что все это подстроил какой — то изобретательный шутник. Когда вертолет приземлился в центре поднятого им снежного вихря, доктор Элвин, одной рукой цепляясь за столбик палатки, отчаянно замахал машине.

Узнав ученого, вертолетчик испытал что — то похожее на благоговейный ужас. Значит, это правда! Ведь иначе Элвин никогда бы не очутился тут. И следовательно, все, что сейчас летает в земной атмосфере и за ее пределами, с этой минуты устарело, как древние колесницы.

— Слава богу, что вы нашли нас, — прочувствованно сказал ученый. — Но как вы добрались сюда так быстро?

— За это можете поблагодарить радиолокаторную сеть слежения и телескопы орбитальных станций. Мы бы добрались сюда и раньше, только сначала думали, что это какой — то розыгрыш.

— Не понимаю…

— А что бы вы сказали, доктор, если бы кто — нибудь сообщил, что дохлый гималайский снежный барс, запутавшийся в какой — то сбруе болтается на высоте в девяносто тысяч футов, не взлетая выше и не падая?

Джордж Харпер на своей постели в палатке принялся хохотать, не обращая внимания на боль, которую причинял смех. Доктор всунул голову внутрь и обеспокоенно спросил:

— Что случилось?

— Ничего… о — ох! Я просто задумался над тем, как мы снимем оттуда бедную животину, чтобы она не создавала угрозы для воздушного транспорта.

— Ну, отправим туда кого — нибудь на левитаторе, чтобы он нажал на кнопки. Возможно, надо будет ввести радиоконтроль для всех аппаратов…

Голос доктора Элвина замер на полуслове. Ученый был уже далеко отсюда, углубившись в расчеты, которым предстояло изменить судьбу многих миров. Ибо он возвращал человечеству свободу, утраченную давным — давно, когда первые амфибии покинули свою невесомую подводную родину.

Битва с тяготением, длившаяся миллиард лет, была выиграла.

Фредерик Л. Уоллес. Зверушка Боулдена

Доставая дары, он заметил, что у него дрожат руки. На Земле это было бы симптомом обыкновенного гриппа, в системе Центавра — началом конца. Но Ли Боулден находился на Ван — Даамасе, а потому не знал, что означает такая дрожь. На эту планету земляне попали совсем недавно и еще не успели изучить ее болезни. А освоение новых планет всегда связано с риском.

Впрочем, Боулден не слишком встревожился и продолжал спокойно пересчитывать дары. Он почувствовал, что нездоров, около часа назад. Еще будет время принять меры, когда он вернется в поселок — всего каких — нибудь двенадцать часов полета. На базе есть все новейшие лечебные средства.

Он сложил дары аккуратной пирамидой, стараясь, чтобы они выглядели повнушительнее: пять пар локаторных очков, семь скорострельных карабинов и к ним семь коробок патронов. Земляне свято соблюдали местный обычай, требовавший, чтобы число даров обязательно было нечетным.

Вандаамасец бесстрастно смотрел на дары. В руке он держал лук непривычной формы, а с бедра у него свисал колчан. Все стрелы, кроме одной, были выкрашены яркой краской — алой или оранжевой. Наверное, чтобы легче находить их после промаха, решил Боулден. Среди этой пестроты взгляд останавливала стрела глубокого синего цвета. Боулдену еще не приходилось видеть аборигена без синей стрелы в колчане.